---

В. теперь пишет мне. Часто. Спрашивает одно и тоже, про настроение, что-то говорит, советует, умничает. Мне всё это до такой степени отвратительно, что хочется захлопнуть ноутбук и выкинуть его в окно. Но я почему-то сижу и отвечаю. Неужели это правда, и какие-то там два-три года назад я купалась в его мирке, спорила, пыталась играть с ним, и даже была влюблена? Неужели это была Я под дождём с ним, неужели это я целовала его, приглашала к себе, звонила ему за свой счёт исключительно и пустовала, когда он исчезал? Я верила во все эти рыцарские турниры и хотела стать частью мира бредового запутавшегося мальчика. Я пробовала на вкус страсть, и мешала её с дружбой, и это был ОН, с кем всё это происходило впервые.

А теперь у меня даже нет желания и сил доказывать ему, что какое-то там выражение является тавтологией, а не оксюмороном. Я просто отвечаю да, добавляю смайлики.

Но я всё ещё знаю его. И когда он появляется, у него есть какая-то цель.

Мы виделись этим летом, и каждую секунду близости с ним я понимала, что хочу скорее уйти. Но я сидела. И курила. И разговаривала с ним. И платила сама за своё безалкогольное мохито. И даже опаздала к дрогому, по-настоящему важному мне на тот момент человеку. Мне не хочется сжигать этот мост, потому что огня не будет. Будет лишь гарь, тление, и смог, как этим летом в Москве.

Ведь ничего внутри не осталось.

как живые люди могут становиться тенями

---

я просыпаюсь со страшной головной болью под дождь,

который сразу прекращается.

моя цель на ближайшее будущее заключается в погружении в полнейший материализм, в мир, где не светит свыше вдохновение чистого разума, где нет места мечтам и размышлениям. в мир, где царствуют цели, деньги и покупки.

мне уже сейчас кажется, что долго так я не проержусь, и испытав всё это буду бежать от вышеперечисленного, как от самого сатаны.

а если мне понравится? если удасться заглушить в себе голос лирики? мне станет проще жить. и я умру, как личность, чтобы заново родиться, как пропащий человек.

и никогда не прощу себя.

---

---

вчера из машины домой я шла в майке, в трусах и на шпильке. и хорошо что в три часа ночи добропорядочные американцы спят.

в руках у меня была пустая пачка сигарет, выкуренная за один вечер (прямо как в мск), мокрое платье и разряженный телефон.

я пила белове вино, сангрию, затем красное вино, затем коньяк, и закончила всё возвращением к вину.

хочется сказать, что я, наверное, не умею терять голову и долго веселиться. то и дело хочется сесть в одиночестве на краю бассейна и погрустить. или дымить одной в отдалении, наблюдая за другими и думать о своём.

грустить мне, однако, не дали. мы танцевали несколько часов подряд под русские глуповатые мотивы на полную катушку, пили на брудершафт, и говорили много тостов. я купалась без ничего с ярко-голубой подсветкой в бассейне, затем купалась в платье и меня подбрасывали, и меня топили.

мне немного жаль что мой довольно близкий друг уезжает во Флориду.

но он в очередной раз доказал мне, что очевидно желанное мною мужское внимание на деле отвратительно мне вместе со всеми этими словами, поцелуями, прикосновениями.

просто отвратительно.

---

мой бог отнимает у меня мужчин

он смотрит на меня свыше и судит:

катя выживет без этого. и без этого тоже.

а раз катя такая сильная, то отниму и третьего.

мне снилось, что ты, мой самый главный, ушёл из моей жизни

что притворился или дейстительно стал таким ужасным, каких я боюсь.

а потом я проснулась и увидела твоё письмо. сразу после моего кошмара.

ты назвал меня своей. и сказал, что никогда не исчезнешь ТАК.

и моей первой мыслью было "у тебя его не отяли".

мой бог показывает мне, что за выбор нужно платить.

и я готова. я уже в долгах.

только не этой ценой.

---

Сейчас сидела с мамой на балконе,

обе курили и слушали Projecto Gotan.

И тут вдруг я так ясно поняла, что лето закончилось, что вредные привычки, вроде А., с которыми я так настырно боролась, остались позади и теперь не тревожат меня почти совсем. Я открыла новую пачку русского крепкого Парламента, предпоследнюю, и знала, что вторая сигарета была очень даже лишняя, но всё равно её выкурила. Здесь всё иначе - курится по-другому, живётся по-другому, думается по-другому. Но всё-таки сказать, что все попытки неудачны, и что я так и не научилась выживать нельзя.

В конце концов, у меня теперь есть машина. А если есть машина, то скоро будет и океан, и ветер, и дожди, и крепкий, горячий, дорогой кофе по-утрам. А потом, кто знает, может начнутся и нелегальные действия, шоппинг по выходным и независимая, секретная, не похожая на Русскую, но от того не менее уникальная, другая жизнь.

Всё ещё немного грустно, но это неотъемлемая часть процесса.

Главное, у меня есть я. И это никуда не денется.

---

Самозабвенно вальсирует вентилятор.

Кузнечиков хочется назвать синицами.

Хочется неодеваясь выйти на улицу и пойти в случайном направлении, засматриваясь на отголоски фонарей и листья деревьев. Ждать чего-то. Тайно радоваться чему-то. Не стоит расходовать жизнь на поиски утраченного времени. Нужно просто больше его не тратить.

---

---

Палящее солнце и беспросветная усталость.
Что-то получается, что-то нет.
Совсем скоро я буду работать и я даже не знаю, как мне всё успеть.
Не иметь возможности писать, думать, читать.
Лишь сигаретный дым, одиночество за рулём и чаевые, чаевые, чаевые.
Избалованная маленькая Катя. Я не привыкла работать, не привыкла проигрывать, не привыкла слышать "нет". Я разучилась доверять, реже и фальшивее улыбаюсь и страшно боюсь.
Что же получится из меня? Что будет дальше? Хватит ли мне сил и смелости? Хватит ли наглости быть счастливой всю свою жизнь?
Однако каждый день я упорно добиваюсь своего, забывая о самом результате.
Работать. Быть лучшей. Создать блестящее резюме.
Я ни с кем не разговарияваю просто так. Я ни о чём не думаю, не вспоминаю Россию, не смеюсь зря.
Я знаю чего я хочу. И скоро пытка будет вознаграждена первыми проблесками самостоятельной роскоши.

---

Сегодня не самый лучший день в моей жизни,
однако he drank the blood like lemonade.

Целый день хожу в летнем зелёном платье, недавно купленном,
пишу рэп на два листа за десять минут по заказу и у меня мёрзнут руки, которые я потом задумчиво заламываю в беззащитном жесте.
Я расставляла машинки на полке любимого учителя и мне так приятна каждая капля его внимания. Так радостно видеть одобрение в его глазах и заинтересованную улыбку, направленную только для меня. Я сразу замечаю таких людей. Он мне очень дорог.
Сегодня я купила маме подарок и придя домой с загадочным видом бегала по квартире в поисках ленточки и обёрточной бумаги. Лента была отвязана от ручки чемодана, ранее призванная служить главным опознавательным признаком в аэропорту, а бумага - с прошлого рождества. Такая радость, такая радость!
А себе - кожаный молескин, в котором странички с золотым срезом.
И на последок - письмо пятилетней девочке с фотографиями облаков, снятыми во время полёта Москва-Атланта. Я знаю, она будет счастлива и восторжена. И потом будет приставать ко мне с куклами. Но, может, после этого она начнёт считать письма волшебными.
Так было со мной когда я была её возраста.
Так хочется стать чародейкой.

---

Осень. Скорее фактическая, чем настоящая. Я буду много грустить и часто носить красное, когда наступит настоящая осень. А пока лишь слова, итоги, рассуждения.
Одно я знаю точно - мне надоела пустота и попытки заполнить её чем-то очень никчёмным. Пора просто переступить через это. Не отпускать, не пытаться забыть, не бездумно бросаться к заменителям, не стоящим и выеденного яйца. Пора просто жить - дальше, больше, шире.

Наше время - не окрепших чувств или холодного рассчёта. Наше время - время попыток, решений, дерзости, яркости, блеска. Мы можем позволить себе совершать ошибки и исправлять их, пробовать и искать. Мы не можем бездействовать, быть стабильными, играть в "дочки-матери". Мы должны рисковать и строить основу того, что потом сложно будет сломать.

Все эти мысли о кратости жизни - не для нас. Мы ещё успеем помудреть и вспомнить всё, о чём твердили газеты. Мы ещё испытаем на себе тяжесть веков и страдания мира. А пока мы должны понять, что такое жизнь. И никакие преграды нам не нужны, тем более, самостоятельно построенные.

---

Рассвет.
Переслащенный кофе, запах шампуня и облепихи на волосах.
Нежная сонная красота.
Нежная чистота и сильная надежда.
Пожалуйста, разреши мне...

---

Я сажусь в машину и меня везут,
Меня кормят, меня одевают, мне делают жизнь.
Но я сама - тень. Мне просто так хочется умереть.
Так пусто...
Так пусто внутри. И это уже давно.
Оно сильнее улыбок и каждодневного счастья.
Оно сильнее всего.
Я хочу обратно. Не к Вам а к себе в прошлое.
Я так хочу больше не чувствовать. Просто жить, или просто не жить.
Мне так больно.
Так больно.
Так больно.
Господи, если бы я только верила в тебя.

---

И вот вы снова со мной

Утренняя тревога, томная усталость.

Желание быть и беззащитность исчезновения.

Я никогда не вернусь.

Господи, время бежит прямо у меня под ногами, словно моя же собственная тень.

Кажется, что я перестаю существовать в этом мире. Что я преображаюсь, многое теряю, и обретаю что-то сомнительное.

Нереализованные мечты снова дают о себе знать и глаголят гулким эхом. Я не могу им ответить.

Что бы я хотела сказать тебе?

Ты не нужен. Ты совсем не нужен теперь.

Пусть этот факт - временный.

Но я никогда не вернусь.

---

Я выхожу на балкон, беру папину сигарету.

Безвкусно, бездымно.

Каменею на кресле с поджатыми под себя ногами.

Меня берёт озноб. Я не слышу ветра. Всё растворяется в плотном, духном воздухе.

Мне кажется, что я лишила всего. Что зияющая пустоста внутри меня набирает ширину. Что я теряю вкус к жизни и медленно умираю. Почему? Из-за поездки? Вроде ведь всё хорошо...

Я утверждаю, что не умею сжигать мосты, и незаметно для себя заставляю их медленно тлеть. Я смеюсь, но мне всёравно. Каждый день мне всё меньше интересно. И немножко хочется умереть.

---

Я ухожу от себя и снова возвращаюсь,

устаю, забываю, чтобы потом вспомнить.

Я говорю себе нет, чтобы ты потом сказала мне да,

я говорю ложь и начинаю в неё верить.

Мои волосы и моё платье летали по всей машине. Цвета топлёного молока закат, вселяя надежду, приподнял моё лицо за подбородок так любовно, когда мы выехали из туннеля, что я почти ослепла. Откровенная музыка омерщвляла наши движения, каждый думал о своём. Я пила гадкий синтетический кофе с кучей сахара и молока из премилой стеклянной бутылочки, и слушала как ты пел. Любые твои слова, любые мотивы так близки мне. Порою мне кажется, что я не любила бы эту музыку вовсе если бы не другие люди в моей жизни. Порою мне кажется, что эти песни основали моё детство, хотя тогда я не могла их слышать. Я была глуха для тебя.

Вы ворвались в мою жизнь дождём и высоким готическим храмом. Под скольжение колёс по дождю, под холод за омытыми стёклами. Каким-то образом музыка подходила, словно маленький ключик, выброшенный в пустынный колодец, к старинному викторианскому сундуку, как к моей душе, так и к душе всех мужчин, когда-либо приближавшихся ко мне. Я люблю вас и всё, что вы сделали. Вы - единственное, что полностью принадлежит мне, и одновременно ставит меня в центр паутины, сплетающей стольких людей.

Наверное, любовь к вам доказывает мою любовь к нему. Наверное, она действительно существовала...

---

Меж сбитых простыней - нет, это было сказанно до меня.

Видеть ночь сквозь ватное одеяло, когда в доме не работает отопление.

Обнимать что-то - плюшевого зверя, подушку, что угодно - каким счастьем пропитана

эта возможность. Мечтать, закрыв глаза, и понимать, что псотепенно теряешь контроль над мыслями.

Падать безо всякой невесомости.

Что мне снилось? Я уже не помню.

А эти промежутки между снами? Открываешь глаза, ищешь, ищешь, или дышишь,

быстрее, тяжелее, обхватываешь своим подсознанием всю настоящую, материальную,

очень реалистичную комнату, и сжимаешь её в фантазию. Грани расплываются, цвета слышутся,

доносится запах с улицы, падает на пол одеало, ноги жмутся одна к другой. Зябко.

Вернуться в сон или вернуться на землю?

Так, на перепутье, лежишь с глазами, не принадлежащими тебе, и понимаешь,

какое же это счастье обнимать не вещь, а целовека, живого, тёплого, несознательно-подвижного, дышущего, способного во сне случайно обнять или случайно успокоить. Ведь если он лежит с тобой рядом, под одним одеялом, и его оголённая спина открыта для прикосновений твоих рук, значит, он близкий, самый близкий, раз согласился делить с тобой самое сокровенное - сны, полу-смерть, состояние такой соблазнительной беззащитности. Значит, он доверяет.

---

---

В углах белых стен,
между зонтом и дверью,
под спариванье цикад
мне хочется разглядеть себя.

Каждый раз когда я пишу, я пишу либо о нас,
либо о тебе. Либо о себе - в проекции.
В голове всплывают прошлые попытки и прошлые образы.
Свобода писать... Свобода думать.
Не хочется больше никакой любви, не хочется чувств. Хочется видеть их утончённые тени, и ими, красивыми, жить.
Хочется перестать есть и перестать чувствовать гадкий вкус сигарет во рту, оставив лишь само действие никотина.
Подруга спросила меня летом, доставляют ли мне сигареты сексуальное удовольствие.
Да. Да, оно есть. Наступает.
Медленное, вязкое. Разлипается по телу, втекает в жилы. Меня расщипляет, я слышу ток собственной крови.
Но чаще я курю только чтобы занять руки чем-то продолговатым и фаллосимволическим, а рот - дымом.